Патриотический Клуб Колокол Помни героев своей Родины вечно... это вечность  :-)
Главная страница Клуба Главная страница Школы 65-летие великой победы История клуба Великие Петербуржцы
Мероприятия Наш музей Экспонаты музея Блокада города Рисунки о войне 70-ЛЕТИЕ СНЯТИЯ БЛОКАДЫ ЛЕНИНГРАДА
Варфоломеева Эльвина Николаевна. ВЕЛИКИЙ ПЕТЕРБУРЖЕЦ.

Momento quor est homo
Помни, что ты человек

Я, к сожалению, не вела дневник, а в памяти не всё осталось в четкой последовательности.
В газете "Вечерний Ленинград " от 12 ноября 1974 года напечатана статья " От сердца к сердцу ", где на второй странице опубликовано четыре столбца воспоминаний защитников блокадного Ленинграда с нашими фото.

Одно из них - моё - Варфоломеевой Эльвины Николаевны (Григорьевой Э.Н.- в девичестве). Этот материал собирался в честь строительства Мемориального комплекса на площади Победы в память о 900-дневной обороны города Ленинграда. В строительстве мемориала принимало участие более 12 тысяч добровольцев нашего города - все они представители различных предприятий, заводов, учащихся школ Московского района и просто патриотов - жителей этого и других районов города. Несколько воскресений на строительство выходила и я со своим тогда 13-ти летним сыном Серёжей. Работали кто в котловане, кто - вокруг него, копали ямы, складывали доски, разбирали железную арматуру, убирали территорию. В один из таких дней к нам подошёл корреспондент с фотоаппаратом. Спросил меня: " Кто я, почему с сыном помогаю стройке " и прочие. Ответила, что все 900 дней блокады помогала защищать наш родной город, как все - голодала, гасила зажигалки, работала, болела цингой, потеряла многих родных от голода и обстрелов. А ведь когда началась Великая Отечественная война мне было всего 15,5 лет. В результате этой беседы с корреспондентом (к сожалению, не знаю его фамилии) появились две статьи в газетах: одна в газете "Смена" от 4 сентября 1974 года - (№ 207- 14838) - "Урок светлой памяти" и в "Вечернем Ленинграде" от 12 ноября 1974 года - обе о нас с сыном.
ребёнок
Скажу откровенно - трудно сейчас на закате своих дней вспоминать о блокаде, очень трудно, а писать о ней - тем более. Мои сын, внуки, друзья убеждают, что надо описать всё, что помню.
Итак, мне шел шестнадцатый год, когда в нашу жизнь ворвалось это страшное слово - война!

В тот воскресный день мы с мамой отдыхали за городом. Должен был приехать отец. Но не приехал... Надо сказать, что мой отец - Григорьев Николай Владимирович 1902 года рождения был участником Гражданской войны, с1920 года был членом Коммунистической партии - искренне верил в её программу, идеалы. Был настолько чист душой, предан нашей Родине, что когда в 1937 году его сделали врагом народа по статье за связь с каким-то врагом народа - это был шок! Трагедия для всех родственников. С работы выгнали сразу и папу и маму, оставив в бедственном положение без средств к существованию. В меня - в ребёнка кидали камнями, как в дочь врага народа. Битва за чистоту взглядов моих родителей продолжалась 1937 - 1938 - 1939 годы. Поддерживали нас в эти трудные годы папины родственники и друзья - только ночами, когда мы не спали, сидели с узелками белья в ожидании " черного ворона ", родные и друзья приносили нам корзиночки с едой, инкогнито, чтобы самим не попасть в жернова этой жестокой машины и не быть замеченными соседями, не подвергать свои семьи такой же участи. От тюрьмы моего папу спасло неожиданное тяжелое заболевание: в результате таких потрясений у него произошло пробуждение язвы, сделали операцию. Хирург после операции сказал нам: " Забирайте, домой, всё равно подохнет ". Но мы, с помощью родственников, выходили его. Это уже шёл 1939 год. В конце этого года отец был реабилитирован. Маму восстановили на работе, отец долго был прикован к постели. Мой папа приходился племянником известному пролетарскому поэту Алексею Ивановичу Маширову-Самобышкину. В годы первой мировой войны папа по заданию дяди разносил по предприятиям большевистские листовки. Машировы, Чудесовы и Григорьевы тогда жили на "Петушках " - набережная реки Волковки дом № 9/11 (у Волковского кладбища). Когда в июне 1941 года был объявлен призыв добровольцев, папа один из первых, ещё больной и слабый пришёл в Военкомат Московского района. Вот какое это было поколение!
ребёнок
Моя мама Григорьева Анна Алексеевна (1902 года рождения) в первые дни войны тоже явилась в Военкомат. Её назначили начальником женского отряда, одного из многих, которые строили оборонительные сооружения на подступах к Ленинграду. У железнодорожной станции Чолово Витебского направления в сентябре 1941 года её отряд едва не попал в окружение. Женщины буквально убегали от немцев, их собирал какой-то железнодорожный состав, причём они уже впрыгивали в него на ходу. Многих не досчитались, так как немцы их бегущих расстреливали, состав бомбили. Мама с окопов вернулась раненая и сильно простуженная. Её лёгкие были больны с 1937 года от постоянного недоедания, переживаний в годы репрессий.
Началась эвакуация детей из города. Я отказалась выезжать из родного города.
Город Ленинград после 22 июня 1941 года быстро превращался в военный город: окна домов заклеивались полосами белой бумаги крест-накрест для большей устойчивости стекл при артиллерийских обстрелах и бомбежках, на улицах ставились бетонные надолбы, в окнах угловых домов по всему Московскому проспекту (проспект Сталина, Международный) устраивались огневые точки, окна выкладывались кирпичом, оставлялись бойницы с пулемётами. Даже возвели баррикады у Московского Райсовета. Передовая линия обороны в Московском районе проходила под железнодорожным мостом, пересекающем Московский проспект Райсоветом, домом Культуры Ильича. По улицам и проспектам ехали вереницы открытых военных грузовых машин, заполненные новобранцами.
Моя семья до войны проживала в тяжёлом промышленном уголке нашего города - на улице Волковской (теперь Коли Томчака) дом № 30, как раз за Дворцом Культуры Ильича (а после 22 июня 1941 года - у передовой линии защиты города).
В первых числах сентября 1941 года я по каким-то делам была на Москоском проспекте у Д. К. Ильича и стала свидетелем такой сцены: в город со стороны фронта пришла открытая грузовая машина с мужчинами среднего возраста. Некоторые из них были в солдатской форме. Около машины стояла толпа женщин - все громко говорили, пытались выспросить у мужчин - как же допустили, что немец беспрепятственно топчет нашу землю и уже направляется к Ленинграду? Кто защищает город? Где армия? Один из мужчин поднялся с буханкой чёрного хлеба и сказал: " Чем защищаться, вот этой буханкой? Скоро и хлеба не будет! А винтовки у нас - деревянные муляжи, и то одна на троих! Машина уехала в город. Мы остались. Всё молчали. А по железной дороге над Московским проспектом со страшным грохотом и гулом один за другим шли грузовые поезда с танками и орудиями. По проспекту в сторону фронта шли и шли грузовые машины с новобранцами, добровольцами! Везли женщин в разноцветных платках с лопатами на строительство оборонительных рубежей. Город готовился к защите! Вскоре так же уехала и моя мама.
Помню день 8-го сентября 1941 года, когда на город обрушились первые снаряды и бомбы. Тогда мы были совершенно беззащитны! Московский район стал сразу прифронтовым! А скоро и весь город стал городом-фронтом! Дома, заводы, предприятия Московского района обстреливались из фашистских дальнобойных орудий регулярно и целенаправленно. К вою летящих снарядов надо было ещё привыкнуть! Обстрелы перемещались с бомбардировщиками всего города. На наших глазах рушились дома, начались пожары. Первые жертвы! На моих глазах было прямое попадение снаряда в вагон трамвая: растерзанные тела убитых, кровь, крики раненых, вой машин скорой помощи... Все живые взрослые и подростки чувствовали себя мобилизованными в это тяжкое время, помогали медикам спасать раненых, уносить мёртвых... В наш дом на Волковской 30 также попал снаряд, я возвращалась домой и "о, ужас" - в стене жуткая большая полукруглой формы пробоина. Сквозь неё (на 2-ом и 3-ем этажах) видны были разрушенные деревянные межэтажные перекрытия и начавшийся пожар. Наша половина дома сразу стала непригодной для жилья. В сентябре ещё одна трагедия для города - сгорели Бадаевские продовольственные склады - запасы крупы, муки, сахара...
Тогда мы ещё не знали, что с потерей этих складов Ленинградцам грозило самое страшное - голод! Жильцов из нашего разрушенного дома стали расселять по освобождающимся площадям жилых домов. Освобождались они потому что началась эвакуация Ленинградцев на большую землю. Несколько свободных комнат было в деревянном двухэтажном доме на Киевской улице (напротив сгоревших Бадаевских складов). Осталось в памяти, что этот дом был ясного голубого цвета, очень красивый, как особнячок. Дом был с печным отоплением, мы вселились в небольшую комнатушку на 2-м этаже. Привезли с собой оставшийся после обстрела какой-то скарб, одежду. У моего папы была богатая библиотека. Он был очень грамотный, начитанный. После обстрела сохранились не все книги, а оставшиеся папа сложил в большие ящики (1*1 м) и ему разрешили разместить их на Международном проспекте (Московском) дом 100, где у Военкомата было рабочее помещение (сейчас там детский театр). Таких ящиков было три или четыре (вся оставшаяся библиотека). Папа туда всё отвёз с уверенностью, что всё сохранится. О судьбе библиотеке скажу позже. В комнате, куда нас поселили, как я помню, стоял шкаф, диван и была круглая печка - подарок судьбы! Ведь было уже холодно! Во дворе этого дома стояли сараи с дровами. Мы с мамой сразу затопили печку, стало уютно в этом совсем чужом нам доме. Единственное окно выходило на Киевскую улицу - мы видели обугленные черные останки деревянных строений складов. Зрелище было ужасающее и оно усугублялось видом людей, которые несли на себе в мешках землю, перемешанную со сгоревшим сахаром. Ведь осенью 1941 года в магазинах продуктов уже не было, оставшиеся в городе Ленинградцы начали понимать, что на нас надвигается голод! Скоро и я принесла домой такую "сладкую" землю. Её промывали, кипятили и получили сладкую серого цвета воду. Уже приспособились жить в этом доме и вдруг сильные осенние и зимние холода 1941-1942 года. В блокадном городе нет топлива, дров, бензина и прочие. Голодный город ещё и замерзал. Появились решения Ленинградского правительства - разбирать на дрова все возможные деревянные постройки. И наш "особнячок " один из первых пошёл на дрова предприятиям. Мгновенно мы оказались на улице. Приказ А. А. Жданова исполнялся с завидною скоростью. На машине приехала бригада мужчин, объяснили ситуацию и начали выносить на улицу вещи всех жителей. Помню, что было уже холодно. Я сидела на стареньком диванчике и плакала. Мама поехала в Военкомат за помощью - мы не знали куда нас поселят. Мы не отходили от наших вещей около трёх суток. По проспекту Сталина (Московскому) хоть и редко, но ходили трамваи. Мама дождалась его. Трамвай пришёл битком набитый народом. Она зацепилась за входную ручку и решила поехать на ступеньки в полувисящем состояние. Вдруг подбежал молодой человек, он спешил. Оттолкнул маму, она упала. Поднялась, не успела его отругать - трамвай ушёл. Он не успел дойти до следующей остановки, как она с ужасом увидела, что в этот вагон попал снаряд. В эти минуты начался очередной обстрел. Жестоко были убиты, не просто убиты, а разорваны на куски сразу несколько десятков человек. Раскурочен, горел вагон.
Так волею судеб, моя мама на сей раз осталась жива
каждый удар молота - удар по врагу
Новые переселения - дом № 66, квартира 74 по Московскому проспекту (Международному). Вошли в 2-х комнатную квартиру, оттуда кто-то из жильцов уехал, а кто-то умер. Квартира в полуразобранном состояние - половина полов сожжена, ими топили печи, такова же была судьба и дверей, но опять в квартире есть круглая печка. Зажгли газету - тяга в трубе была, значит можно затопить. На кухне целёхонька плита - можно топить и греть воду! Снова надежда! В этой квартире мы с мамой и моей тётей Чудесовой Натальей Ивановной - матерью крупного военнослужащего Великой Отечественной войны Чудесова Александра Фёдоровича (помнится его звание - генерал), который приходился моему отцу дядей. Так вот, тетя Наташа Чудесова осталась одна проживать в деревянном доме у Волховского кладбища (набережная реки Волховки, дом 5), она была значительно старше моих родителей, быстро слабела. Я в одно из посещений, увезла её к себе и так самую страшную зиму 1941-1942 годов мы переживали вместе. К сентябрю месяцу 1941 года положение в городе ухудшилось: с севера и юга к городу приближались бои. Захвачена железнодорожная станция Мга, город лишился важной транспортной ветки, с севера финны захватили Корельский перешеек. Значит продовольствие, горючие и прочие могло доставляться в город только по Ладожскому озеру и самолётами. Уменьшились продовольственные нормы: дети и иждивенцы стали получать по 300 грамм хлеба, рабочие - 600 грамм. Враги остановились у самых ворот города - в Стрельно были немцы. Правительство города - А.А. Жданов, А.А. Кузнецов обратились к Ленинградцам, объясняя, что в этой грозной обстановке от нас необходимы выдержка, мужество, организованность, собранность.
В Ленинград был направлен Заместитель Председателя совнаркома СССР А.Н. Косыгин по оказанию Ленинградцам практической помощи транспортом, теплом, одеждой, продовольствием, медицинскими средствами. По городу девушки-военные на верёвках носят аэростаты, на ночь их поднимают в воздух, преграждая путь фашистским самолётам. Город жил в темноте все годы блокады - светомаскировка была одним из условий проживания в блокаде. Свет коптилок не проникал сквозь окна.
Папа служил при Военкомате Московского района. Очень отчетливо помню свои дежурства на крыше дома № 66 во время налетов, опишу, как смогу: на чердаке стояло несколько больших бочек с песком, через плечо противогаз (нам их выдавали на дежурство). Дежурило нас трое. Ночь. Начался налет. В небе наши самолеты и летят фашистские. По гулу моторов мы уже различали свои самолеты от вражеских. Немцы успевают сбросить несколько фугасных бомб где-то между Международным проспектом и Лиговским - взрывы, грохот. Мы еще не опомнились от этих взрывов, как на наши крыши посыпались зажигалки, то есть зажигательные бомбы. Часть из них пробила крышу нашего дома и упала на чердак. У зажигалок было удивительное свойство - они не просто падали, а падали и кружились с большой скоростью. От них летят искры во все стороны. Её надо было поймать и сунуть в бочку с песком. Погасили, вышли на крышу - а там еще крутятся две зажигалки. Мы их сбросили с крыши в снег. А в небе бой. Удивительно, но я его помню: самолеты стреляют друг в друга и видны трассирующие зеленые огоньки пуль. На фоне черного неба и прожекторов они были отчетливо видны. Мы с ужасом ждали - какой же самолёт будет сбит. Но они оба улетели из нашего поля зрения. И так было каждую ночь. А ещё и обстрелы из мощных дальнобойных орудий. До сих пор не могу спокойно пройти мимо мраморной плиты на Невском проспекте, на которой запечатлена надпись: "Эта сторона улицы наиболее опасна при артиллерийских обстрелах". На ней всегда цветы.
Итак, хочу вспомнить как же мы пережили втроём первую страшную голодную зиму 1941-1942 годов.
По карточкам нормы продовольствия от осени к зиме все сокращались и сокращались. Дружинники из всех домов уже выносили на мороз умерших от холода и голода и складывали покойников во дворах. Уже исчезли со дворов кошки и собаки - съели. Зато около трупов бегали здоровые крысы.
Помню, что на первом этаже в соседнем флигире (до войны) была прачечная. Так в ней сотрудники магазина, выходившего на Московский проспект и Обводный канал, организовали кипятильники - грели для всех кипяток. Это было благо. Ведь в домах уже не было электричества, ни водного ни парового отопления, ни телефона. Печки или буржуйки топили имеющейся деревянной мебелью и собирали по дворам какие-то деревянные обломки, остатки от ящиков. Жгли всё, что горело, чтобы не замерзнуть. Канализация ведь тоже не работала. Для туалета приспособили вёдра, я их выносила на улицу. И так выносили все живые. Поскольку в эту зиму морозы были до 30-40 градусов, то все нечистоты быстро замерзали. Город превращался в общий замороженный туалет. Голод нас уже брал за горло. Продуктовых запасов не было в нашем доме. Здесь надо отметить, что перед войной и в её начале (до блокады) в нашем городе на всех открытых торговых ларьках и в магазинах торговали чищенными грецкими орехами и, когда папа ушел на военную службу, а мама на оборонные, я осталась одна, ничего себе не готовила, а покупала много этих орехов. Они у меня в разных пакетиках накопились в большом количестве (более одного килограмма). Так вот в самое голодное время мы их понемногу делили и поддерживали себя. Кроме того, во время одного дежурства на крыше, как всегда я получила противогаз, началась очередная бомбардировка, достаю из противогаза рукавицы для сбора зажигалок, а там ещё что-то лежит жёсткое. Достала - коробка с кофе, пусть суррогат, но кофе. После дежурства напоила им своих маму и тетю. Это был подарок судьбы.
Еще была большая неожиданность - папу отпустили нас навестить. Он привез из своего пайка немного хлеба, кусочек сала, а в котелке - каша и конские котлеты - это было наша спасение. Мама и тетя Наташа были уже очень слабы. Мама ещё не оправилась после ранения, папа их очень поддержал. Сам папа был очень худой, но крепкий духом и меня пытался воодушевлять. А у меня началась цинга - ноги стали покрываться черными пятнами, стала плохо ходить, плохо видеть. Лежать мне было нельзя, боялась, что не встану. Поэтому после обстрелов выходила на улицу и помогала раненым, убирали убитых. Однажды зимой был такой сильный обстрел и один из снарядов взорвался в нашем дворе. Это было раннее утро, я лежала в кровати. Вдруг - страшный близкий грохот, стёкла в комнате разбиты и что-то просвистело. Я с трудом поднялась, а надо мной, над моей кроватью в стене торчал большущий обломок снаряда. Если бы я в это время сидела на кровати, он пробил бы меня насквозь. Мы так и не вынули его из стены, он напоминал нам о пережитом все годы, что мы прожили в этой квартире. От папы мы узнали, что в сентябре 1941 года Ставка Верховного Главнокомандования направила в Ленинград в качестве командующего фронтом Георгия Константиновича Жукова. Вместе с ним прибыли генералы И.И. Федюнинский и М.С. Хозин. Отец успокоил нас, что теперь город в надёжных командных руках. С этим событием папа связывал главное - остановить врага, а затем разбить его. " Ни шагу назад! Не сдавать ни одного вершка земли на ближайших подступах к Ленинграду! " - такова была задача, сформулированная в приказе, подписанном Г.К. Жуковым.
Ведь гитлеровцы стремились быстрее покончить с Ленинградцами, чтобы перебросить силы под Москву. Они решили создать второе кольцо блокады вокруг Ленинграда и принудить нас сдаться. Однако под руководством командующего фронтом Г.К. Жукова план этот был сорван. Дорога через Ладогу не устанавливалась и в ноябре месяце, когда в городе оставалось очень мало продуктов, нормы продовольствия были сначала снижена - рабочим до 300 грамм хлеба, иждивенцам - 150 грамм, а с 20 ноября - мы получали по 125 грамм хлеба. Он выпекался с примесью отрубей, жмыха, соевой примеси, целлюлозы и прочие. Страшная рука голода потянулась к каждому из нас. Началась дистрофия, люди умирали тысячами.
Уже в октябре 1941 года, когда замерзло Ладожское озеро, правительство города приняло решение проложить по нему дорогу для доставки продовольствия с большой земли. Под бесконечными обстрелами и бомбёжками формировались автоколонны, создавалось сложное хозяйство для её обслуживания. Дорогу укрепили сильные морозы. Она стала для Ленинградцев Дорогой жизни. В город по ней под обстрелами фашистов доставляли продукты, а вывозили ослабленных голодом горожан.
Много машин с грузами и людьми под бомбежками погребено под водами озера.
Приближалась весна 1942 года. Мы живы! Но на протяжение всех голодных месяцев несбыточным желанием был кусочек черного хлеба со сливочным маслом. Немного увеличили норму продуктов по карточкам. Нас поддерживали соевым молоком, шротами - отжимками сои, но тогда это казалось очень вкусным блюдом. На Московском проспекте в саду "Олимпия" (между Технологическим институтом и Обводным каналом) был рынок (не знаю он был официальный или стихийный). Помню, что стояли там длинные столы. На них выложены и продавались: клей плитками, какие-то котлеты (их покупать было нельзя, они могли быть из "человечины") и много чего. Я на нём обменивала свои простыни, полотенца, мамины платья на овёс. Мы его пропускали через домашнюю мельницу (к сожалению, она не сохранилась) и варили овсяный кисель, это нас спасло от гибели.
Весной, по решению городского правительства, всех живых просили потихоньку выползать из домов и помочь очистить город от замороженных трупов, от нечистот, очистить люки. Так вот, на очистку города выходили и выползали все, кто хоть как-то мог помочь городу. В наших и соседних дворах всё было организованно чётко - доставлены лопаты, скребки, большие листы фанеры, на которых, как на больших санях сколотый лёд нечистот увозился в Обводный канал. Прочищались, пробивались люки для стёка воды. Поскольку я была очень тонкая и высокая, меня заведующая магазина (что окнами выходил на Московский проспект и Обводный канал) попросила спуститься в люк, там есть лестницы, и пробить лёд ломом. Я долго делала эту работу, силёнок было мало. Отдыхала, снова колола и всё сделала к вечеру. А когда вылезла, умылась, директор магазина вынесла мне кусочек хлеба (грамм 300) и кусок сливочного масла (грамм 200). Я была счастлива, накормила маму и тётю. Поела и сама. Так трудились все живые Ленинградцы. В основном остались живы после первой голодной зимы - женщины. Мужчин осталось очень мало, но город был нами спасён от эпидемий.
Весной нам стали раздавать сосновые ветки с шишечками, которые мы заваривали и пили, как витамины. С первой травкой в садах, первым тёплым солнышком появилась надежда на новые силы и жизнь. Я решила пойти на Новодевичье кладбище и собрать там съедобную траву: набрала вдоль забора первые листочки крапивы, заячьей капусты, лебеды, принесла домой целую сумочку. Мы её мелко нарезали и сварили овощной суп. Делились травой с соседями. Так всю весну я собирала на этом кладбище траву, часто останавливалась у могилы Некрасова, где на памятнике сохранилась надпись: " Сейте разумное, доброе, вечное; сейте, спасибо вам скажет сердечное русский народ". И до сих пор люблю бывать на этом спасительном кладбище. Я в 2002 году объехала и обошла все места района, где пришлось пережить начало блокады: наш дом на Волковской улице (Коле Томчака). Он восстановлен и принадлежит крупному промышленному предприятию типа ООО. Побывала на Киевской улице, где когда-то стоял деревянный двухэтажный "особнячок ". Сейчас там каменный забор, а за ним строение какого-то большого предприятия. Но наш дом тогда примыкал одной стеной к кирпичному трёхэтажному дому. Так вот на стене этого последнего остались отпечатки крыши бывшего нашего "особнячка ". Мне было очень трогательно увидеть такое, словно произошла встреча с далёким, далёким... Бадаевские склады восстановлены. Там идет бойкая торговля продуктами. Купила там сахарный песок без торговой наценки.
К весне тетя Наташа немного окрепла и попросила меня проводить её домой. Мы её отговаривали, но она настаивала. Пришлось проводить. Шли очень медленно, с отдыхом, но дошли. Когда подходили к её дому, то увидели гигантский ров слева от её дома. И на том дальнем краю экскаватор продолжал его копать. Ближе к дому стояла грузовая машина, из неё баграми вытаскивали зашитые в белую ткань трупы и сбрасывали в ров. Мы остановились, но смотреть на все это было ужасно, так как каждый из нас мог быть тоже уже там. Вдруг тетя Наташа мне говорит: "Элинька, если что не бросайте меня туда". Страшно было это слышать!
Но мы увидели еще одну ужасающую картину: у покойника, лежащего на краю рва был вырезан кусок ягодицы, не выгрызен, а вырезан. Это привело нас в остолбенение, так как поняли, что кто-то питается этим мясом". Мы открыли дверь в тётину квартиру и не знали, живы соседи или нет. Вдруг выходит соседка, улыбается нам, сказала, что рада нас видеть живыми и предложила выпеть кипятку. Мы поблагодарили и отказались. Тогда она принесла нам в мисочке суп с каким-то очень белым мясом. Мы с тётей сразу вспомнили страшную сцену на краю рва... и категорически отказались от еды. Вскоре вся эта семья умерла... Думаю, что наше подозрение было обоснованным... За блокадную зиму 1941-1943 годы погибли мои родственники, внесенные в книгу памяти:
Тетя Наташа - "Чудесова Наталия Ивановна, 1885 года рождения. Место жительства: набережная реки Волковки, дом № 5. Место захоронения: Волковское кладбище. Архив р-он: црг - это выдержка из книги "Памяти". Туда занесены и другие мои родственники.
Маширов Алексей Иванович, Маширова Надежда Ивановна. Прикладываю копию из этой книге.
В августе 1942 года мама снова (как вначале войны) получила Мобилизационное предписание (я его прикладываю), но по состоянию здоровья была освобождена от работ.
Обстрелы и бомбежки города продолжаются ежедневно. Кровь, слезы, страдания. Но были и минуты радости: зиму работала дорога жизни, к весне нам увеличили нормы выдачи продуктов, потом пришел партизанский обоз - тоже привез поддержку горожанам. А ведь это не одна телега, а обоз из более 200 подвод. Пробирались они в наш город через линии фронта, под обстрелом. В городе пустили первый грузовой трамвай. Не могу не рассказать о том, что зиму 1941-1942 годы городские бани были закрыты. Не могу вспомнить когда открылась наша баня на Международном (Московском) проспекте, почти напротив сада "Олимпия". Она до сих пор работает. Так вот нам объявили, что можно помыться. За тяжелую, холодную, голодную зиму без воды мы даже забыли, что есть такое счастье - баня. Моя мама была очень слаба, я пошла туда одна. Помниться была бесплатная баня. Вошла в раздевалку, ничего не заметила, а когда вошла в мыльную, взяла тазик, подошла к кранам и вижу рядом со мной (в таком же обнаженном виде, как и я) стоит один мужчина; я оглянулась и увидела, как моются мужчины и женщины вместе. Мня это не поразило. Ведь мы все были чуть живые, страшные, тощие, не люди, а тени от бывших жителей города. Различия полов уже не существовало. Какое же блаженство было помыться теплой водой после всего пережитого за зиму! Вышла из бани счастливая и вдруг очередной артиллерийский обстрел. Разумом понимаю, что надо его переждать хоть в подворотне, но нет пошла. Ведь до дома не далеко. А снаряды свистят, грохот от взрывов, перешла Обводный канал. Снаряд за моей спиной попал прямо в Обводный. Обернулась - брызги, грязь, пыль...
Немцы лупили по Московскому району со всех окружающих высот. И правительство приняло решение "эвакуировать" детей, женщин с простреливаемого со всех сторон Московского проспекта в глубь города. Меня с больной мамой переселили на Петроградскую сторону: на Кировский проспект дом № 24, в малюсенькую комнату в корпусе в глубине двора. Это была глубокая осень 1942 года. Мама была тяжело больна, её удалось через Военкомат положить в госпиталь с диагнозом "эксудативный\\ плеврит, воспаление лёгких", полное истощение. Я осталась одна с маминой карточкой на хлеб. На крупу карточку сдали в госпиталь. Может быть маму спасут - была надежда. Папа назначен начальником школы младших командиров на Охте, он был очень худой. Ф.Ф. Росшарцев ценил его работоспособность часто они вместе объезжали фронты, их машина попадала под бомбёжки, обстрелы. Папа был награждён двумя орденами Красной звезды, медалями.
беспощадно разгромим и уничтожим врага
И вот моя жизнь в блокаде продолжается на Петроградской стороне. Фронт совсем около города. Бомбёжки Петроградской стороны мне помнется, были ещё более яростными, чем в Московском районе. Здесь было много предприятий, работающих для фронта, все школы оборудованы под госпиталя - это всё объекты для бомбардировок. Иногда были такие налёты, когда на нас сбрасывали не только авиабомбы, но и бочки, куски рельсов, создавая кроме взрывов ещё дополнительный грохот. Явно фашисты стремились создать ещё и панику. Враг не мог предположить, что Ленинградцы в таких условиях не потеряют самообладание, смогут выстоять. Ведь на нас падали сотни тонн взрывчатки, рушились дома, горело всё, что могло гореть и жили без продуктов. Гибли защитники города сотнями, тысячами, но живые вставали на их место и город защищался. Слово "паника" не существовало ни в мыслях, ни в действиях Ленинградцев!
На Петроградской стороне снова строжайшая светомаскировка, окна завешиваются одеялами от холода и от света коптилок, чтобы никакой свет не проникал сквозь маскировку и не давал ориентир для бомбёжек. Это тоже было методом борьбы с жестоким врагом.
Очень хорошо помню, как проходил сбор драгоценностей на оборону страны в сборном пункте. Моя семья до войны имела средний уровень дохода, да ещё репрессии 1937-1939 годов, ценностей не было.
Мои родители всегда оставались интеллигентными. Много покупали книг (тогда они хранились на Международном проспекте дом № 100), были театралами. У мамы в ушах оставались золотые серьги. Перед походом в госпиталь на лечение она отдала эту дорогую ей память (папа подарил ей на свадьбу) в фонд обороны. Я до сих пор горжусь этим её поступком.
И так блокадная жизнь продолжалась. Опять холода, зима 1942-1943 годов. За водой (в домах её нет) ходили в ближайший госпиталь, но начались морозы и воду там перестали нам давать. Выяснила, что в отделение милиции есть вода (не помню это была скважина или кран).На Неву идти не было сил. И вот был сильный мороз, пошла за водой в милицию. Здание располагалось на другой стороне Кировского проспекта напротив дома № 24. Это был особняк в 3 этажа с садом. Забор был с трёх сторон. Я с ведром перешла проспект, подошла к забору, сначала ничего не заметила. Вошла в ограждённый сад и остановилась - передо мной с трёх сторон сада вдоль заборов лежали замороженные, голые и одетые трупы, с раскинутыми в разные стороны руками и ногами. Сложены штабелями высотой в мой рост. Я не могу сказать, что мне стало страшно. Нет. Я просто должна была это осознать и привыкнуть, ведь мне сюда придётся приходить за водой постоянно. За 1941-1942 годы я видела много смертей. Ко мне на встречу вышел милиционер и показал где вода.
В 2002 году я навестила эти места. Теперь в этом трёхэтажном особнячке какое-то посольство. За хлебом я и все жители ходили в булочную, расположенную на Кронверской улице, дом № 12. Чтобы хлеба досталось, приходилось стоять ночами в очереди около этой булочной. Помню сугробы снега. Люди приходили закутанные в одеяла, в валенках. Многие от слабости не выдерживали и падали. Лица у всех были в саже, закопчённые от коптилок.
Помощь могла быть только одна - согреть и накормить... Но этого не было. "Хлеба, хлеба…" - просили умирающие.
Перед приходом 1943 года в доме № 24 по Кировскому проспекту начался пожар. Бомбы сюда не попали, возможно, от снаряда загорелся дом где-то на 3-4 этаже. Сначала дым валил из окон во внутренний двор. Пожарных не было. Мы решили сами его тушить. А как? Воду приходилось носить ведрами из сада милиции. Много ли могли мы, уже очень ослабленные, измученные натаскать воды. Да ещё эту воду надо поднять на 3-4 этажи. Конечно, наша вода не спасла дом. Пожарные приехали, когда уже несколько квартир выгорело.
От очередного обстрела в моей коморке вылетело стекло. Забила его последним одеялом. Из теплых вещей осталось одно зимнее пальто.
Как ни безумно это звучит, но дети нашего микрорайона получили приглашение на ёлку. Праздника не помню, зато хорошо помню, что в подарок получила кусочек хлеба. Съесть его не смогла, завернула в носовой платок и принесла маме.
Маму очень слабую выписали из госпиталя и папа договорился с Военкомом разместить её и меня в помещении своих курсов на Охте. Так и сделали. В первых числах января 1943 года я получаю повестку на работу. А надо отметить, что ещё с 1941-1942 годов в городе большое значение стали придавать военному обучению жителей города. Были открыты десятки военно-учебных пунктов и Городской Дом Всеобуча. Грамотных кадров для их обслуживания не хватало. Стали призывать старших школьников, оставшихся в городе. Вот и я получила повестку на работу в Дом Всеобуча (Фонтанка, дом № 7) в должности библиотекаря. Меня сразу приняли на казарменное положение с продуктовой карточкой служащего (250 грамм хлеба и всё прочие). Мы проходили военную службу - учились стрелять, окапываться. О здании, где размещался Дом Всеобуча я, в соавторстве с полковником в отставке Андриановым, написала статью в журнал "Нева" № 8 за 1986 год, кратко повторю. Здание на Фонтанке 7 не является памятником архитектуры, хотя владели им такие известные в русской истории фамилии, как гофместер императорского двора Мусин-Пушкин, князья Белосельские-Белозерские, графиня Панина. Почти каждый из владельцев производил перестройки дома. В последней принял участие известный архитектор А.И. Штакеншнейдер. В довоенные годы здесь помещался Дом Печати, с 1918-1923 годы был вербовочный пункт, где записывались добровольцы в Красную Армию. С осени 1942 года этот дом стал Домом Всевобуча (Дом обороны). Здесь в трудную пору блокады были оборудованы кабинеты партийно-политической пропаганды, огневой и строевой подготовки, тактики, связи, военно-санитарной и химической защиты, проводились семинары и занятия с офицерами райвоенкоматов, военно-учебных пунктов. Для обслуживания кабинетов и библиотеки и были призваны старшеклассники. Мы сразу были взяты на казарменное положение. В книге Н.Д.Шумилова (1977г.) освещено событие - когда в декабре 1972 года началось успешное наступление советских войск под Сталинградом, тогда ставка Верховного Главнокомандования издала директиву о совместных действиях Волховского и Ленинградского фронтов по прорыву вражеской блокады Ленинграда южнее Ладожского озера. Основная цель операции - это одновременное наступление с двух сторон: с запада войсками Ленинградского фронта (командующий генерал-лейтенант Говоров) и с востока - войсками Волховского фронта (генерал армии К. А Мерецков) - нанести удар по немецко-фашистской группировке на Шлиссельбургско - Синявинском выступе, который гитлеровцы назвали "фляшенхальс" (бутылочное горло) и разорвали блокадное кольцо. Здесь расстояние между фронтами было наиболее коротким - 12-15 километров. Это был сильно укреплённый немцами участок, он врезался между Ленинградским и Волховским фронтами, подходя к южному побережью Ладожского озера. Отсюда фашисты обстреливали Дорогу жизни. Здесь у них были минные поля, траншеи, доты, дзоты, по болотам проложены бревенчатые дороги для их танков. Координирующие действия фронтов осуществлял Г.К. Жуков. Это была операция "Искра". Подготовка к прорыву блокады велась с 11-12 вплоть до 17-го января. Прорыв блокады произошел 1942 года.
Мы, Ленинградцы, защитники города тогда не знали подробностей подготовки к прорыву. Мы слышали только ночами и днями артиллерийскую, авиационную подготовку. Ночами над городом стояла какая-то заря, постоянные всполохи огня, гул. Мы уже ждали, что скоро настанет освобождение, кончатся обстрелы, налёты.
И дождались! По радио объявили о прорыве блокады 18 января. Все, кто мог выбежали на улицу, обнимались, целовались, плакали.
Кстати, о радио: наша черная, блокадная "тарелка" всю блокаду была с нами: оповещало о налётах, обстрелах того или иного района города, постоянно тикал метроном. Особенно помню голос, по-моему, Петровой - успокаивающий, бодрящий: "Слушай нас, родная страна! Говорит Ленинград!" Часто вступала поэтесса О. Берггольц, голос Левитана звучал о наших победах на фронтах.
Весной 1943 года Дом Всевобуча получил участок под огороды неподалёку от посёлка Рыбацкого и все свободные от занятий и службы выращивали картофель, брюкву, капусту, турнепс, морковь. Работали мы на этих огородах под непрерывными обстрелами со стороны Мги, Красного Бора. Были жертвы. Всё нами выращенное шло в столовую Дома Всевобуча, питание наше налаживалось и мы ещё больше могли работать. Кроме обучения, в Доме Всеобуча постоянно выступали литераторы - Н. Тихонов, О. Бергольц, В. Саянов, А. Прокофьев, артисты из музыкальной комедии, которые выступали всю войну - И. Кедров, В. Свидерский. Кроме них - Н. Черкасов, В. Меркурьев и другие.
Вернусь к огородной компании: как я упомянула Дому Всеобуча была отведена в Рыбацком земля под огород. Просто сказать об этом - значит ни чего не сказать.
Весной руководство по делам службы на несколько дней вылетало в город Москву. Кроме рабочих приказов, привезли семена самых необходимых овощей и даже килограмм 20 картошки. Там были не только целые мелкие картошины, но и обрезанные кусочки с хорошими ростками. Мы несколько раз выезжали на огород и всё посадили. Влаги в земле было достаточно, поэтому не поливали, да и вода стояла только в воронках от снарядов и бомб. Приезжали на прополку от сорняков. Хорошо пошли в рост морковь, брюква, турнепс, картофель и цветная капуста. Последнее осталось в памяти особенно, так как осенью она дала кочны необыкновенных размеров - чистые, белые. Осенью сотрудники Дома Всевобуча по очереди выезжали на огород за свежими овощами к нашему столу, выезжали подвое для безопасности. Ведь город и окрестности продолжали постоянно обстреливать. В сентябре я с кем-то из сотрудников в очередной раз должна была поехать. Ездили на трамвае. Приготовила корзину, сумку. Выяснилось, что мой напарник не смог поехать (не помню причину). Одной было ехать не положено и заменить было не кем, а овощи были крайне необходимы. Я твёрдо отрапортовала, что поеду одна. Доехала благополучно, набираю овощи, укладываю. Огород в низине, а на возвышенностях вокруг укреплённые огневые точки фашистов. Оттуда город и пригороды просматривались, как на ладони. Вдруг хлопок тяжёлого орудия, свист снаряда и взрыв недалеко от огорода. И началось... хлопок, свист, взрыв, я на земле между гряд. У меня тогда было и осталось до сих мнение, что со стороны немцев пошла хулиганская охота за двигающейся целью, то есть за мной. Снаряды ложились то впереди меня, то сбоку, то сзади, я вся в грязи, но овощей корзину набрала. Решила, что защитой может служить железнодорожный мост. Дошла (то шла, то ползла) под продолжающимся обстрелом до него и под ним отсиделась. Теперь снаряды меня перелетали и рвались в городе. Когда обстрел немного затих, а обстрелы обычно продолжались по часу полтора, я пошла к трамваю. Иду с тяжёлой сумкой. Вся грязная, а там после обстрела разорваны все провода, на рельсах разбитый трамвай, раненные, кровь, убитые. Навстречу мне куда-то торопились мужчина и женщина. Вдруг мужчина говорит своей спутнице: "Посмотри какая страшная девчонка". Ведь я эту фразу запомнила на всю жизнь. Да, действительно была страшная. И вот сейчас, когда всё вспоминаешь в деталях - становится страшно за всех Ленинградцев, которым пришлось пережить такое. Я думаю, что тогда нам было не страшно. Мы жили, мы делали всё, что потребовалось от нас, мы о себе не думали, мы все были настроены только на Победу! Мы верили! Без веры мы бы не выжили, не победили! Так вот, результат обстрела - никакой перспективы добраться до места службы. Сижу, охраняю свою корзину с овощами. Спустя примерно часа два, подошла открытая грузовая машина. Я наблюдаю. Подошла неотложная помощь. В последнюю машину забирали раненых, в грузовую - трупы. Я с корзиной подошла к водителю грузовой: "Не подкинете в город?" - "Куда?" - "Куда-нибудь в центр, а там я доберусь". Он подумал: "Помогай складывать убитых, тогда с ними довезу". Помню, что погрузили 13 убитых и я с ними села в кузов. Высадили на Старо-Невском. А там я дошла из последних сил до Дома Всеобуча. Меня уже перестали ждать, решили, что погибла...
А я опять жива! И овощи привезла! Служба продолжалась.
В декабре 1943 года многие сотрудники Дома Всевобуча были представлены к награде медалью "За оборону Ленинграда" и я в том числе. Далее по жизни были и другие награды: "За доблестный труд в Великую Отечественную войну" и прочие. Дороже медаль "За оборону Ленинграда" - нет!!!
В жестокой борьбе наши войска в 1943 году добились огромных успехов на фронтах Великой Отечественной войны. Одержав победы под Сталинградом, на Кавказе, под Курском, на Днепре, Красная армия с боями продвигалась на запад и к декабрю 1943 года освободила половину оккупированной врагом советской земли. Начали подниматься из руин города. Все книги, оставленные папой на Московском проспекте 100 были сожжены в печках. Наверно они спасли жизнь кому-то.
Под Ленинградом ещё предстояли решающие бои. Гитлеровцы здесь свыше двух лет укрепляли свои позиции, создали мощную оборону, насыщенную артиллерийскими и миномётными точками. Наиболее сильно были укреплены их позиции южнее Пулковских высот, Воронья Гора. "Северным валом" называло гитлеровское командование эти укрепления под Ленинградом. Домом Всеобуча готовились офицерские кадры для окончательного разгрома фашистов под Ленинградом. Взаимодействие фронтов, моряков Балтики, партизан - всё было направлено на осуществления разгрома врага. Войска готовились к наступлению. Как и при подготовке прорыва блокады в январе 1943 года, солдаты и командиры учились в Доме Всеобуча штурмовать укрепления, борьбе с шапками, преодолевать проволочные заграждения, обезвреживать мины, гатить болота, вытаскивать застрявшую технику.
Готовились к наступлению танкисты, артиллеристы, летчики, партизаны.
Наступление наших войск начались с 14, 15, 16 января 1944 года. В городе были слышны раскаты от орудий, а по ночам стояло зарево над всем городом. Партизаны контролировали многие шоссейные и железные дороги.
К 27 января 1944 года закончилась беспримерная в истории эпопея великого города, выдержавшего 900-дневную блокаду. Город ликовал. Мы все были на Невском проспекте. И только тогда я поняла, как же долго была блокада, так долго, что мы уже забыли о другой жизни, жизни с улыбкой, с цветами. Этот день освобождения стал нашим общим Днём рождения в новую жизнь! 28 января был опубликован приказ, что наши войска взяли Красное Село, Ропшу, Вырицы, Пушкин, Павловск, Гатчину и другие города. Враг был отброшен от Ленинграда на 65-100 километров. Наступление продолжалось. А в городе был победный салют. Хочется привести слова Лебедева-Кумача: "Крепче камня и прочнее стали Ленинградский, Питерский народ".
В блокадные годы я, как и остальные школьники, не училась в школе. Закончила вечернюю школу весной 1945 года. В этот же год поступила в Ленинградский Государственный Университет на географический факультет. Было большое желание после блокады работать в содружестве с природой. Закончила в 1950 году, потом аспирантура и я кандидат географических наук. Направление в геологическую экспедицию в должности инженера-геолога 3-его ранга. Больше 40 лет проработала в геологии, в содружестве с природой. Были печатные работы. Последняя моя повесть "Землепроходцы пятидесятых (Сихотэ-Алинь)", помещённая в книге "Геология - жизнь моя", выпущенная издательством ВСЕГЕИ в 2001 году (выпуск третий).
В заключении хочется привести слова инвалида Великой Отечественной войны Анатолия Александровича Яковлева (1923 года рождения) прошедшего с боями от Москвы - Ленинградская область - Польша, был тяжело раненый - "в боях не было так жестоко, так страшно, как в блокадном Ленинграде; нас так не обстреливали, нас так не бомбили, мы так не голодали; ведь в городе оставались и защищали его преимущественно женщины и дети". А выстояли!!!


* * * * * *
Пользовалась литературой:

1) Журнал "Нева" № 8 1986 года статья Варфоломеева Э.Н. кандидат географических наук; С. Андреанов полковник в отставке "Об этом мало кто знает" (о Доме Всеобуча) страница 206
2) Н.Д. Шумилов "В дни блокады" издательство "Мысль" 1977 год, город Москва.

 
Варфоломеева Эльвина Николаевна. ВЕЛИКИЙ ПЕТЕРБУРЖЕЦ.
 
Огромнейшая благодарность Ходюковой Юлии за подготовку и предоставление материала.

Санкт-Петербург, школа №635 Администратор : Дмитрий Фёдоров ( clubkolokol@narod.ru )
Hosted by uCoz